Сладкая месть


Я не люблю свой день рождения.

Не люблю с того момента, когда мне подарили деревянную лошадку. Мне сказали: «Беги скорей сюда, малыш, мы подарим тебе лошадку», и я побежал. За живой лошадкой. А лошадка оказалась мертвой. В смысле — деревянной, что, по сути, для ребенка одно и тоже.

В другой раз, тоже в малолетстве, я так лихо задул свечи на праздничном торте, что спалил себе брови. Безбровый бледный ребенок — это то еще зрелище, матушку потом отпаивали шампанским. С тех пор я не приемлю тортов со свечами. Вообще, задувать свечи после тридцати опасно — можно сгореть заживо.

Мое отношение к своему дню рождения — такой невротический коктейль, что не хочется и губы мочить.

Это какая-то тщеславная скромность: я прячусь в темном шкафу и жду, что меня отыщут и осыпят конфетти. Я, как Голлум из «Властелина Колец», принимаю поздравления, обнимая себя и шепча: «Моя прееелесть». Я, кстати, и внешне стал на него похож, когда облысел.

«Все неврозы из детства», как хором скандируют неврозы на своем ежегодном слете в подвале Клиники неврозов.

Я не исключение. Мёртвая лошадка в подарок — это так, не серьезно. Не серьезно. Не серьезно. Не серьезно. Отвечает у меня только за невроз навязчивых состояний.

Было кое-что и пострашнее.

В начальной советской школе у нас практиковался такой обычай: в свой день рождения каждый именинник приносил в класс большой пакет с конфетами. Ходил с ним по рядам и раздавал сладости одноклассникам.

Мой день рождения приходился аккурат после зимних каникул. Никому не хотелось обратно в школу. Горечь от окончания праздников для моих товарищей каждый год компенсировалась пакетом с лакомством от Батлука. (Я, кстати, ненавижу это слово — «лакомство»; и в этот трудный для меня день я специально употребляю его, из мазохистских соображений).

Родители школьников подходили к задаче формирования подарочного пакета весьма серьезно. Ведь это был своего рода пакет тщеславия, индикатор благосостояния семьи. Один мальчик как-то раз принес кулек с ирисками — его потом до восьмого класса так и обзывали. Нет, не «ириска», если бы. Кулек.

Мои матушка с батюшкой не были исключением. Подарочный пакет они наполняли с размахом членов ЦК КПСС — только элитными шоколадными конфетами, вроде «Белочки» или «Мишки на севере». Для своих юных читателей поясню, что в советское время с белочкой хорошо было только в плане алкоголя, а в плане конфет с «Белочкой» наблюдался дефицит.

Подарочный пакет от Батлука был очень щедрым, в то время как сам Батлук был очень жадным. И в этом заключалась проблема. Я до зубной боли, до покраснения конечностей, не хотел делиться с этими упырями-одноклассниками конфетами.

Особенно шоколадными медалями. Это были хоть и шоколадные, но все-таки медали, а я рос очень амбициозным мальчиком. Отдавать свои медали другим детям — за что, с какого перепугу? Разве они тряслись над ними, так же, как я, сгрызая ногти от жадности до фаланг? Нет! Только я, я, ребёнок без пальцев, заслужил их!

В моем пакете таких шоколадных медалей было совсем немного — всего пару штук. И эти троглодиты, мои одноклассники, каждый раз их обязательно из пакета выметали. Под ноль. К концу праздничного обхода в пакете вообще почти ничего не оставалось: двоечники брали оттуда и по две, и по три конфеты (а еще про них говорили, что они считать не умеют — чушь). Я, конечно, старался подсунуть детворе побольше сладостей под названием «Раковые Шейки». Лично меня эти конфеты настораживали. Перспектива глотать нечто, сделанное не просто из раков, а из их шей, откровенно пугала. Но эти мелкие мерзавцы беспардонно копались в пакете, залезая своими шаловливыми ручонками в самые заветные недра, где на дне мною были надежно, как мне казалось, припрятаны медальки.

И в третьем классе я не выдержал. Я спрятал шоколадные медальки в настолько укромном месте, что оттуда их смог бы достать разве что проктолог. Я их съел.

Прямо перед тем, как идти утром в класс, под лестницей на первом этаже школы. Схомячил. Все медальки без остатка, едва золотую фольгу не проглотил.

Потом посидел, подумал, и съел все «Мишки на Севере». Тоже вкусная конфета была. Эти мелкие обжоры все равно не оценят, решил я тогда.

Затем я прикончил все «Белочки». «Еле «Белочку» раздобыла», — сказала накануне мама отцу. И чтобы плоды трудов бедной женщины достались этим неблагодарным коротышкам? Ни за что!

Через пять минут на дне пакета остались две «ириски», непонятно как затесавшиеся в кондитерскую элиту.

С двумя «ирисками» в народ не пойдешь, здраво заключил я, и вместо народа пошел к школьному доктору.

Я направлялся к нему соврать, что у меня болит живот. Пока дошел, живот и вправду разболелся — пакет был увесистым. Доктор дозвонился к нам домой, до моей бабушки, и она забрала меня из школы до начала уроков.

Я лежал в кровати, отчаянно переваривая мишек с белочками, и представлял себе перекошенные лица этих упырей, этих мелких обжор, этих неблагодарных коротышек — своих любимых одноклассников, так и не дождавшихся заветного пакета. И медалек! Да, и медалек, конечно.

Это был самый лучший день рождения в моей жизни. Ведь именно тогда я понял, что означает «сладкая месть».

 

Источник