Генрих Первый редко улыбался, но когда он увидел свою молодую невесту, то удивленные подданные увидели, как по его лицу прошлась широкая улыбка. О женщине с двумя косами, заплетенными особым манером, который называется «русский колосок» до сих пор молятся во Франции. Русская княжна Анна стала королевой Франции и оставила неизгладимый след в истории страны. Она привезла Евангелие, на котором клялись все последующие короли, родила первенца Филиппа, став прародительницей Бурбонской и Орлеанской династий.
Длинные волосы на Руси плели очень интересным способом: две части разделяли наполовину и, отбирая понемногу с краешка волосы, вплетали их в основную часть – получалась коса, напоминающая пшеничный колосок. Так заплетала волосы княжне Анне и ее сестрам их мать Ирина. Анна была самой младшей дочерью в семье Ярослава Мудрого, который взял в жены Ингегерду Шведскую: она после православного обряда получила имя Ирина, родив семерых сыновей и трех девочек. Старшая дочь Елизавета стала женой норвежского короля Гаральда, а вторая дочь обвенчалась с венгерским королем Андреем Первым.
Анну отдали в замужество во Францию по велению ее отца, который был склонен заключить политический союз с Францией, скрепленный замужеством младшей дочери, которая покинула навсегда Россию в возрасте примерно пятнадцати или более лет: точную дату историки до сих пор не могу установить.
Редкая улыбка 40-летнего короля
Анна ехала во Францию в течение двух месяцев и бережно хранила христианское Евангелие, на котором будут впоследствии давать присягу все французские короли. За время путешествия Анна смогла вдоволь налюбоваться российскими просторами, которые перед ее глазами открывались с неожиданной стороны. Она любила красоту своей Родины, которую сравнивая потом с мрачным, холодным Парижем полюбила еще больше. По дороге Анна усиленно занималась французским языком, чтобы понимать своего драгоценного супруга, которого она представляла моложавым и прекрасным лицом, чем он был на самом деле.
Первая встреча поразила обоих: Генрих Первый улыбался, а его будущая жена была явно растеряна. Анна была молода и хороша собой в отличие от своего 40-летнего супруга Генриха Первого, который овдовев, был вынужден искать себе невесту на Руси, дважды посылая туда своих высокообразованных послов, которые поразились величию и красоте столице, распахивающей свои Золотые врата.
Королева с пшеничными волосами переписывается с важными лицами
Анна поразила на своей свадьбе широкую публику, прежде всего, тем, что была чрезвычайно миловидна лицом, даже некоторые современники называли ее прекрасной за изумительный шелковисто-белокурый отлив волос, пшеничного цвета. Это было большой редкостью для французских женщин, цвет волос которых был преимущественного темного цвета из-за погодно-климатических условий. Не было во Франции теплого русского солнца, дожди и туманы накладывали неизгладимый отпечаток на жизнь и судьбу женщин, главное предназначение которых состояло в воспроизводстве рода. Поэтому, когда юная королева начала вести переписку с самим папой Римским, это вызвало определенные политические толки: французская знать считала, что женщине не стоило вмешиваться в дела короля.
«Слух о ваших добродетелях, восхитительная дева, дошел до наших ушей, и с великою радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным умом», — написал ей в ответном письме Николай Второй, папа Римский.
Клятва на Евангелие
Характер у юной королевы проявился еще сразу. Она попросила своего жениха, чтобы он разрешил ей в ходе венчания произвести слова священной клятвы верности супругу на Евангелие, получившим впоследствии название Реймсский, которой она привезла с собой. Все последующие короли присягали на нем. Во избежание осложнения, король пошел на уступки юной невесты и был поражен настойчивости ее характера, взращенном на православной вере. Однако вскоре молодая королева Франции приняла католическую религию поскольку так требовали политические реалии того времени. Но в ней до конца жизни сохранился удивительный конгломерат идей и мыслей, созревших на почве двух религий. И поэтому деятельность молодой королевы вызывала беспримерно любопытство как ее современников, так и всех последующих поколений французов, который сначала настороженно присматривались к супруге короля, а потом признали ее и стали почитать больше, чем Генриха Первого.
Ана Ръна
Историки находят беспрецедентным степень влияния супруги на жизнедеятельность королевского двора. Важнейшие документы нередко подписывались не только королем, но и его супругой.
Подпись русской жены короля – Ана Ръна (то есть Anna Regina, «королева Анна») — дошла до наших дней: она бережно хранится в одном из главных музеев Франции. Историки пытаются разгадать особенности ее почерка и сопоставить другие документы, выходящие за подписью ее царственного мужа, который по некоторым заключениям после рождения четырех детей не особо приветствовал свою супругу, сведения о которой в правительственных документах долгое время обнаружены не были. Но след жены короля занимал историков, которые стремились разузнать все подробности ее жизни.
Добросердечие и настойчивость, твердость духа и талант дипломата, красота и уверенность – все это делало королеву Франции Анну достойной супругой короля. Она стала с годами приобретать большую популярность среди народа, чем ее высокородный супруг.
Когда, наконец, родился сын, по настоянию Анны он получил редкое в то время имя Филипп, которое стало чрезвычайно популярным на долгие годы в среде монарших особ.
Анна учила французов грамоте
Анна нередко думала о своей судьбе, что привела ее сюда, в этот странный край, где нет русских печек, а зимой здесь топят камины, которые чадят. И тогда Анна начертила местным печникам чертеж русской печки – они сказали, что это невозможно делать. На что Анна сказала, что в русских избах есть такие печки везде. Традиционное французское кушанье – лягушачьи лапы – вызывало отторжение, ведь Анна питалась в родительском доме по-другому. Об этом она слезно писала батюшке, Ярославу Мудрому, пытаясь хоть как-то облегчить тяжесть своей юной души. Анна удивлялась тому, что придворная знать здесь не стремится к знаниям — она насильно организовала для французских женщин ликбез, сама обучала их премудростям письма. Анна стала олицетворением революционного прогресса, что вызывало безграничное удивление французов, многие из которых удивлялись неуемной энергии королевы Франции.
«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька!
Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен!
Ты говорил: французы — умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить. От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь.
Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи — неймут науку, и все тут. «Мадам, — говорят, — это невозможно». Я отвечаю: «Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть, не то что в каменных палатах».
А они мне: «Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем, и пожара не было? О, нон-нон!» Я им поклялась. Они говорят: «Вы, рюссы, — варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!»
А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь — лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится, а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят.
У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник.
А в судьбе Анны произошли трагические события. Она была молода и хороша собой, когда ее муж Генрих Первый отошел в мир иной.
Родную мать отлучили от сына
После смерти своего короля-супруга, который назначил Анну опекуном над будущим королем, сыном Филиппом Первым, французские дворовые интриганы волю короля не выполнили, мотивируя это тем, что нет законов, регулирующих опекунство матери. То, что сегодня является логической реальностью, в 1061 году считалось ненормальностью. Родная мать не имела права воспитывать своего сына. Чтобы нейтрализовать политический авторитет матери, ее сначала определяют опекуном над сыном вместе с регентом Бодуэном V, а потом под видом замужества, насильно выдворяют из Парижа.
По негласным канонам того времени, вдовствующую королеву необходимо было срочно выдать замуж, невзирая на то, хочет она этого или нет. Впрочем, историки утверждают, что королева полюбила своего нового мужа Рауля де Крепи, владеющего огромными землями. Но отдаленность от детей – они проживали с новым супругом вдалеке от Парижа – угнетала венценосную мать очень сильно и она всеми силами рвалась оказаться рядом с детьми.
Но это были уже не просто венценосные дети. Ее сын стал королем Франции, и теперь она уже не могла просто так явиться к нему. Необходимо было получить высочайшее разрешение на визит к родному человеку. Осложняли положение Анны при дворе, по-видимому, и сложные отношения, связанные с новым супружеством.
Духовные метания и новые монастыри
Духовые метания, связанные с новым браком, были, очевидно, для Анны очень сильными: историки нашли неприятные свидетельства о многомужестве его нового супруга, его бывшая жена обращалась в вышестоящие церковные власти с просьбой наказать неверного супруга и вся эта неприятная история давила на душу Анны тяжелым грузом и не давала спокойно жить. И она решила основать свой монастырь и церковь. Однако по официальной версии французских властей, Анна дала обет построить монастырь в честь Винсента Сарагосы, который благословил их союз и дал королевской чете четырех детей. Как бы то ни было, Анна не смогла спокойно жить в богатых покоях своего нового мужа, а всеми силами пыталась изменить окружающую жизнь в лучшую сторону, чем вызывала огромный общественный интерес, являясь, таким образом, одной из важнейших политических фигур того времени.
Грамота французского короля Филиппа I в пользу аббатства Св. Крепина в Суассоне, содержащая автографическую подпись Анны Ярославны, королевы Франции,1063 год
Женщина с «русским колоском» в готической церкви
Филипп начинание своей матери поддержал: он первым объявил аббатство свободным, впрочем, как и другие церкви. С самого начала монастырь был щедро наделен всякими дарами: здесь построили мельницу, к монастырю отошли некоторые другие земли, а также недвижимость. Центральное здание монастыря относится к готической архитектуре, тонкий шпиль — 41 метр – виден издалека.
Благодарные монахини поставили скульптуру Анны в церкви, и каждый раз, проходя мимо, склоняли свои головы, вознося благодарность этой женщине с двумя длинными косами, заплетенными особым манером, который называется «русский колосок».
«Анна, мать короля Филиппа»
В свой первый монастырь она стала часто приезжать. Возможно, мольбы Анны помогли ей объединиться, наконец, со своим сыном Филиппом, которому потребовалась помощь супруга матери в объединительной войне за Фландрское наследство.
Анна получила возможность путешествовать по стране. Но делал она это не праздной целью, а открывала на своем пути монастыри, подписываясь «Анна, мать короля Филиппа». Сын дал ей на такую подпись свое согласие. Он к ней относился очень хорошо, окружил вниманием и заботой.
«Русский колосок» прижился на французской земле
Скульптуры русской женщины, которая стала королевой Франции, стоят во многих французских городах потому, что благодарные потомки так решили отдать дань памяти своей королеве, которую пытались всяческими путями свергнуть с политической арены. Но удивительное дело: Анна стала популярной настолько, что ее каждый шаг вызывал трепетное сочувствие, сохранившееся поныне.
Некоторые историки говорят о том, что мать-королева последние годы своей жизни провела в нескончаемых странствиях, но нигде не находила она покоя. Поговорила даже, что она вернулась в Россию и там умерла, но другие историки напрочь отвергают это ложное утверждение, мотивируя тем, что Анна осталась со своим французским народом до конца.
Русский исследователь Тимирязев в 1894 году писал: «Не на родине, а во Франции скончалась русская княжна, превратившаяся в совершенную француженку, благодаря своим французским мужьям и детям, перемене религии и усвоению языка своей новой родины, что, впрочем, не было диковиной для семьи Ярослава, так как он сам говорил по латыни, а его сын Всеволод знал пять иностранных языков».
И хотя дата ее смерти и могила затерялись в потоке времени, французы до сих пор помнят и чтят память удивительной женщины. Видно, хорошее воспитание дал своей дочери ее отец, Ярослав Мудрый: «русский колосок» прижился на французской земле, обретя новые формы и дав жизнь новому поколению французских королей.
